И оживут слова. Часть II - Наталья Способина

— Служить Святыне еще не значит любить ее.

Я скептически вздернула бровь.

— Хорошо, — отрывисто кивнул Альгидрас, словно на что-то решившись, и все же взял меня за руку. В этот раз я позволила, сама до конца не понимая, почему.

Я посмотрела на наши руки только для того, чтобы не смотреть в его глаза, и тут это произошло. Меня буквально захлестнуло волной чужих эмоций: боль, надежда, злость, ненависть, вина, сожаление, и все это чужое, чуждое и настолько сильное, что я невольно отпрянула, вырывая свою руку из его и пытаясь отдышаться. Посмотрев на Альгидраса, я увидела, что он хмурится, глядя в сторону.

— Так не бывает, — пробормотала я. — Люди не могут чувствовать так ярко. Так и лопнуть можно, — закончила я невпопад, потому что это было правдой.

Альгидрас усмехнулся и перевел на меня напряженный взгляд:

— Я и не чувствую так все время. Я просто хотел показать тебе главное. Мне вправду жаль, и я сделаю все, чтобы тебе помочь, и я… — он ненадолго замолчал, точно подбирая слова, а потом произнес: — Я ненавижу Святыню.

Это прозвучало тихо, но очень четко. Первобытный страх всколыхнулся во мне и заставил прижать ладонь к губам Альгидраса, шепча:

— Не говори так! А что, если она перестанет тебя хранить? Ты с ума сошел?

Альгидрас медленно отклонился от моей руки, разрывая контакт, и произнес с невеселой усмешкой:

— Она будет меня хранить, пока я ей нужен. Мои мысли о ней неважны. Когда я буду не нужен, я все равно умру, даже если бы любил ее всей душой.

Я замотала головой, не желая слушать эти чудовищные слова, вместе с тем понимая, что это правда: именно так все и происходило век за веком. Святыня просто уничтожала тех, кто переставал быть ей полезен. Но смерть ведь тоже может быть разной.

— Не нужно, — дрожащими губами прошептала я. — Не зли ее. Вдруг она пошлет за это страшную смерть?

— Я не боюсь страшной смерти, — спокойно ответил Альгидрас.

Это было выше моего понимания, но я видела, что он вправду не боится. Они тут все сумасшедшие?

— Помнишь про обряд? Я уже умирал почти три сотни раз. И поверь, все эти смерти были очень страшными.

Я обхватила себя руками и уставилась на собственные колени. Слева на юбке было пятно, точно я пролила на подол что-то масляное. Я невпопад подумала, как же мне теперь это отстирать? Я готова была думать о любой ерунде, только не о теме нашего разговора, потому что невольно проигрывала в голове свое будущее. Я — не Альгидрас, мне было страшно до колик.

— Альмира была жрицей, — безо всякого перехода начал Альгидрас. — Как я уже говорил, жрицы служили Богам. Их телами и душами Боги принимали новых хванов в свой род.

Я набралась смелости поднять взгляд от собственных колен. Альгидрас смотрел на сверток с книгой.

— Мой обряд проводила она.

Глухая уродливая ревность шевельнулась в моей душе, и я постаралась подавить ее усилием воли.

— Мы стали много времени проводить вместе после моего обряда. Само вышло. Она болела, я отвары готовил от кашля.

Он говорил спокойно и отчужденно, а проклятая ревность так и взрывала мой мозг картинками юного и влюбленного Альгидраса.

— Ты ухаживал за ней?

Он с недоумеением повернулся ко мне:

— Отвары приносил.

— А… подарки? Или в этом мире не принято?

Я не знаю, зачем задавала вопросы, ответы на которые не могли принести ничего, кроме боли, однако просто не могла остановиться. Он неожиданно улыбнулся.

— И подарки были. Мы друзьями стали. Я не собирался вначале опять… Ну… с ней не собирался. Само вышло. А потом староста, мой отец, заметил, что мы с ней сдружились, и стал вызывать ее в обряды.

Альгидрас сел на землю, уперся ладонями позади себя и запрокинул голову к небу, зажмурившись.

— После первого обряда, который она провела с тех пор, как стала моей, я думал умом тронусь. Мне было пятнадцать весен, и казалось, что мир рухнул. Вел себя дурак дураком. Вспоминать смешно…

Он замолчал, по-прежнему не открывая глаз и улыбаясь небу.

— Сколько ей было лет?

— Она была старше на пять весен.

«Как и я», — мелькнуло в моей голове.

— Что было потом?

— Потом я понял, что могу до скончания дней пинать камни на острове и ненавидеть старосту. Это не изменит ничего. Потому я просто принял это.

— То, что она принадлежит другим мужчинам, раз за разом? — мне на самом деле очень сложно было поверить в то, что мужчина способен смириться с подобным.

Альгидрас усмехнулся, не открывая глаз.

— Она не принадлежала им. Никому из них. Она не принадлежала даже мне — лишь Святыне. И та требовала служения, как ты и сказала, раз за разом. А потом Святыня позволила убить весь род. Моего отца, братьев, сестер, племянников, старую бабку, Альмиру… Мне не за что ее любить, — просто закончил он.

— Мне жаль, — пробормотала я.

Он ничего не ответил. Желая сменить неприятную тему, я попросила:

— Покажи книгу.

Альгидрас тут же переместился к скамье и подтянул сверток поближе. Я невольно моргнула, потому что едва успела отследить его движение: настолько оно вышло плавным и стремительным одновременно.

— Все хваны так двигались? — не удержалась я.

Он вскинул на меня удивленный взгляд.

— Ты мгновенно переместился с земли к лавке, — пояснила я.

Альгидрас посмотрел на то место, где сидел несколько секунд назад, и пожал плечами:

— Не знаю. Меня многому учил Харим. Это тоже, верно, от него. Я не замечал.

«Занятный человек был этот Харим», — подумалось мне.

Однако, стоило Альгидрасу отложить плащ в сторону и пододвинуть мне книгу, все прочие мысли тут же вылетели из головы. Я соскользнула с лавки и встала на колени рядом с ним — все равно платье стирать.

Книга была одной из тех, что мы купили на рынке. Тогда я даже не успела ее толком рассмотреть, поэтому сейчас руки сами потянулись дотронуться до темной потертой кожи. Однако в нескольких миллиметрах от обложки мои пальцы замерли.

— Можно? — нерешительно спросила я. — Не испортится?

Альгидрас, стоявший на коленях рядом со мной, усмехнулся:

— Она несколько морей проплыла и прошла десятки рук.

Я осторожно провела рукой по шершавой поверхности. Названия не было. Я открыла первую страницу.

Если что-то я и любила в жизни беззаветной и непроходящей любовью, так это книги. Их вид и запах успокаивали меня до состояния полного умиротворения и гармонии с миром. И вот сейчас я позабыла обо всем на свете, потому что (страшно представить!) в моих руках была древняя книга.